Из Сибири в Сибирь

      Распад СССР, по сути, заново поставил вопрос о месте Сибири в России. Известный британский историк, автор любопытной книги «Российская империя и её враги с XVI века до наших дней» Доминик Ливен считает, что именно Сибирь после крушения и Российской империи, и Советского Союза позволила сохранить нашей стране статус великой державы[1]. При этом Ливен полагает, что если бы в Сибири были развитые политические институты и свободы, то она имела бы шанс превратиться в независимое государство по примеру отделения от Британской империи Австралии или Канады. Вряд ли даже гипотетически такая возможность существовала в годы Гражданской войны. И уж совсем фантастической представлялась перспектива отделения Сибири в 1991 году.

​

        Действительно, именно благодаря Сибири Российская Федерация осталась великой державой. Даже болезненное отделение куда более инфраструктурно развитой 45-миллионной Украины имело не такие тяжёлые последствия, как те, что могли гипотетически иметь место при отделении Сибири с её географией и ресурсами. При этом в постсоветские времена федеральный центр («метрополия») утратил всяческий интерес к Сибири, за исключением утилитарно-потребительского. Громких слов с традиционным цитированием Ломоносова было немало. Но и они в основном касались ресурсов. Достаточно посмотреть тексты государственных документов и выступлений самых высоких российских чиновников, чтобы убедиться, что Сибирь рассматривается исключительно как сырьевой придаток страны. Можно с полной уверенностью сказать, что если собрать все эти материалы вместе и провести их контент-анализ, то самым часто употребляемым словосочетанием будет «природные ресурсы».

​

     Любые планы федерального центра, даже эфемерные, в отношении Сибири в первую очередь связаны с освоением природных богатств. В 2000 году президент В. В. Путин накануне брунейского саммита АТЭС написал программную статью об интеграции России в Азиатско-Тихоокеанский регион «Россия: новые восточные перспективы». Статья была опубликована в газетах стран АТР. О роли Сибири в ней говорилось буквально следующее: «Возможно, что путь через Сибирь по нашим железным дорогам заставит многих вспомнить о богатейших природных ресурсах нашей страны. Ведь это богатейший по своим природным запасам край. Россия только приступает к его масштабному освоению. И мы приглашаем наших соседей по АТР к активному сотрудничеству. Уже сейчас российские производители стали задумываться о новых рынках сбыта, а добывающие компании — о повышении эффективности разрабатываемых месторождений»[2].

​

      Вообще говоря, «масштабное освоение» Сибири, если сравнивать с сегодняшним днём, давно прошло. Оно было в эпоху СССР. И тогда не только «разрабатывали месторождения», не только строили алюминиевые заводы, но и создавали атомную и космическую промышленность, точное приборостроение, авиазаводы. Тогда вырастали новые города, появлялись театры и научные центры. В советские времена население Сибири и Дальнего Востока составляло 10 % от населения всего СССР. Но из 62 классических университетов всех республик Союза 10 были за Уралом. Из девяти институтов искусств — два в Сибири, из 13 художественных вузов — два в Сибири, из 11 институтов культуры — два в Сибири и один в Хабаровске; каждый шестой музыкальный театр СССР находился за Уралом и т. п. (см. 3-е изд. БСЭ, цифры на год выхода соответствующих томов). Это и было освоением Сибири.

​

        Распад СССР вызвал некоторую общественную дискуссию о месте Сибири. Не только в среде сибирских обществоведов, но и в более широкой публике идёт вялотекущее обсуждение: колония или окраина? Причём в отношении как прошлого Сибири, так и настоящего. В общественном мнении реабилитированы областники, политические взгляды которых в советские времена признавались в целом реакционными. Интеллектуальной Сибирью общепризнаны и территориальные противоречия. Между тем вопрос: «Колония Сибирь, или “особая колония”, как её называл ещё Ленин, или азиатская часть России?» — вовсе не простой и, наверное, не имеет однозначного ответа. Михаил Яковлевич Гефтер вообще говорил об особом предназначении Сибири в Мире миров: «Конечно, можно назвать Сибирь колонией, но я воздержался бы от этого. Всё-таки не совсем так. Может быть, и трагичней будет другое определение, но оно должно вобрать в себя эти две ипостаси — и отдельность, и интегральность. И особую роль Сибири как всесветного страшилища (“Отправить в Сибирь!”), и её же роль в качестве своеобразной цивилизации, которая имеет свой шанс что-то сказать России, а через неё — всему Миру… Мир наш потому и будет мир, не меньше, что состоит он из стран, которым естественно быть суверенными хозяевами своей судьбы и земли. Сибири — быть одним из этих суверенов. Одним из главных слагаемых мира! Без неё не быть самому миру, и не только от того, что за вычетом её природных богатств мы сразу станем разительно беднее. Ещё важнее главный ресурс, главное богатство — разнообразие, питающее добровольную согласность, очеловечивающее всех и повсюду. Потому Сибирь и призвана начаться сызнова — в людях и обстоятельствах, составляющих какое-то ещё не открытое русло отдельного и вместе с тем всеобщего развития. Пространственному гиганту наречено помириться со Временем!.. Суть наследия, духовный ген Сибири и состоит, на мой взгляд, в том, чтобы, двигаясь на свой лад, заново очертить и “определить” собою российскую Европу, а ею, не исключено, и ту, классическую, что за нашими пределами. Может, и дальше…»[3]

​

      Между тем если уйти от всемирно-исторического значения Сибири во времени и пространстве к конкретной политике конкретного государства, то новейшая политическая история всё же определяется по оси «метрополия — колония». Эпоха интеграции Сибири, по большому счёту, закончилась. Хорошо, если временно. Сибирь — достаточно большой и сложный организм, который может развиваться и самостоятельно, но всё-таки почти весь ХХ век это была реализация продуманной государственной стратегии, с огромными инвестициями. Государство вкладывало в Сибирь, поскольку понимало перспективу и отдачу.

 

   Сибирь еще в конце ХIХ в полной мере не была органической частью России. Это понимал вступивший в 1881 году на престол Александр III. В своем в «Послании в честь 300-летия присоединения Сибири к России» он писал: «Надеюсь, что со временем, с Божьею милостью и помощью, обширный и богатый Сибирский край, составляющий уже три столетия нераздельную часть России, будет в состоянии нераздельно же с нею воспользоваться одинаковыми правительственными учреждениями, благами просвещения и усилением промышленной деятельности на общую пользу во славу дорогого нашего Отечества».

​

    Собственно, при самом Александре III и начался долгий путь к тому, чтобы Сибирский край «мог воспользоваться благами просвещения и усиления промышленной деятельности». Началось строительство Великой Сибирской магистрали – к тому времени самый крупный инвестиционный проект в истории России. В Сибирь вкладывались колоссальные государственные средства. С июля 1892-го по 1899 год только на строительство самой дороги (без затрат на изыскания, инфраструктуру, берегоукрепление сибирских рек, переправы, станции, подвижной состав и т.п.) было израсходовано 365 413 551 рубль (по 61 913 рублей на одну рельсовую версту)[4]. При том, что доходы суммарного государственного бюджета Российской империи за 1900-й год составляли 1736,7 млн. рублей  (расходы - 1889,2)[5].

​

  А ведь начало строительства совпало с очень тяжелыми временами – неурожай, засуха, голод, заставившие даже отказаться от экспорта хлеба и отрубей за границу. Потом эпидемия азиатской холеры и «антихолерные» бунты. Государство тратило огромные средства на ликвидацию стихийного бедствия – субсидировало крестьян, организовывало общественные работы и т.п., однако от строительства железной дороги не отказывалось. Причем, стройка шла невиданными ранее темпами -  за неполных 9 лет было уложено 5288 верст (х1,0668 = 5 641,2 км) железнодорожного пути (в среднем в год 587 верст). До этого самой быстрой в мире считалась  укладка железнодорожного пути в Канаде. Канадская  дорога длиною в 4380 верст была построена за  10 лет (в среднем 438 верст годовой укладки). А Сибирский рельсовый путь в отличие от Канадского пересекал  28 больших рек, общая длина всех его мостов составила 45 с половиной  верст.

​

        Трансиб полностью изменил положение Сибири и в России и в мировой экономике.  На смену экспорта мехов и золота из Сибири пошли вагоны с хлебом и сливочным маслом. Политику царского правительства того времени трудно назвать колониальной по отношению к Сибири. Оно давало преференции Сибири, удерживало тарифы на низком уровне. Доходы от Трансиба в 1899-м году составляли 16,7 млн. рублей, а расходы 19,7,  в 1904-м году соответственно 29,2 млн. и 66,3 млн. В 1899 году дефицит на версту дороги составлял 786 руб., а в 1904-м уже 6792 рублей[6]. Но государство сознательно шло на убытки, поскольку целью было укрепление России через укрепление Сибири.

​

     Другим крупнейшим национальным проектом того времени было великое переселение в Сибирь, которое тоже финансировалось государством. За полвека с 1863-го  по 1913-й год население Сибири (включая Дальний Восток) выросло почти втрое – с 3,14 млн.  до 10,00 млн. человек[7]. В 1890-1894 годах в Сибирь переселилось 284 тысячи человек, в следующее пятилетие 1895-1899 – 820 тысяч, в 1900-1904 годах – 286 тысяч;  в 1905-1909 годах – 1 млн. 837 тысяч. Таких масштабов организованного переселения никогда не было за всю российскую историю и до и после столыпинской реформы, только в 1908 году в Сибирь переехало 650 тысяч человек, в 1909 году – 594 тысячи (для примера: по переписи 1897 года все население Енисейской губернии составляло 570 161 человек).  Даже во время спада переселенческого движения в 1910-1914 годах количество переселенцев в Сибирь составило 1 млн. 79 тысяч человек[8]. За 20 лет (1897-1917) население Сибири удвоилось. 

​

        В начале ХХ века Сибирь и Дальний Восток, по сути, были «особой экономической зоной». Здесь были самые высокие темпы экономического роста, а юг Приморья вообще, как доказал покойный советский академик Андрей Крушанов (кстати выходец из Боготольского района Красноярского края) по использованию машин в промышленности и сельском хозяйстве и по образовательному уровню населения опережал не только Россию, но и США (правда, уровень образования был высоким за счет большой доли военных). Переселенцы получали небывалые льготы – бесплатное временное (на 20 лет) пользование землей, освобождение от государственных повинностей, местных налогов и воинской службы.

​

     Советская власть, несмотря на все ее перегибы и злодеяния продолжила государственную политику преференций для населения Сибири и масштабных инвестиций в ее экономику и социальную сферу. Был ГУЛАГ, но были и миллионы добровольных переселенцев, которые создавали сибирскую промышленность.  «Мы  в сотню солнц мартенами воспламеним Сибирь,»- говорил товарищ Хренов из известного стихотворения Владимира Маяковского. За годы довоенных пятилеток за Уралом появились  судостроение, самолетостроение, приборостроение, десятки вузов и театров.  В Сибирь, на Дальний Восток и Казахстан направлялось 30 процентов всех капиталовложений страны. Даже в первые месяцы  Великой Отечественной войны,  когда под угрозой была сама государственность СССР,  советское правительство приняло грандиозный «Военно-хозяйственный план» на IV квартал 1941 года и на 1942 год по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии.

​

          Этот план был рассчитан на перемещение промышленности в восточные районы СССР и форсированное строительство в этих районах нового  производства, не только необходимого для нужд Отечественной войны, но и предусматривавший историческую перспективу развития регионов. Утверждён был список ударных строек, в который вошли не только военные предприятия, но и электростанции, предприятия топливной, металлургической, химической промышленности, строительство железных дорог. Удельный вес Западной Сибири в производстве всей промышленной продукции СССР увеличился к 1943 году в 3,4 раза, машиностроительная и металлообрабатывающая промышленность увеличила выпуск продукции по сравнению с 1940 годом в 7,9 раза и в 1943 году – в 11 раз. За годы войны были  организованы новые отрасли машиностроения: производство самолётов, танков, станков, тракторов, мотоциклов, шарикоподшипников, электротехники [9]. За Уралом  принципиально были оставлены в том или ином виде  эвакуированные вузы и театры – они сыграли немалую роль в социальном и культурном развитии Сибири.

​

      Потом было хрущевское освоение целины в Западной Сибири, опять переселенцы, льготы и масштабные инвестиции в инфраструктуру.  Столичные ученые создавали Новосибирский Академгородок – один из крупнейших научных центров в мире. Великие стройки социализма от Братской ГЭС до БАМа, куда ехали и по комсомольским путевкам, и за длинным рублем и просто «за туманом и за запахом тайги». Кстати, «длинный рубль» был: районные коэффициенты, северная надбавка, самая высокая зарплата в стране.

​

     Трансиб, переселение миллионов крестьян из белорусских и украинских губерний, запада России и Поволжья начала ХХ века при всех издержках были направлены  на то, чтобы превратить Сибирь из окраины в органическую часть России. Советские пятилетки, как тогда говорили, «сдвигали производительные силы страны на восток», причем, речь вовсе не шла только об освоении природных ресурсов. Скорее наоборот – целью было создание современной по тем временам инфраструктуры. В том числе была отдельная программа развития науки и образования.

​

      Все это закончилось с развалом СССР. Современная российская власть впервые за четыреста лет не имеет государственной политики в отношении Сибири. Ни о каких национальных проектах вроде Трансиба или хотя бы какого-нибудь «Сколково» нет и речи. Результаты российской политики ХХ века по превращению Русской Азии в органическую часть России во многом потеряны. За 75 лет с 1914-го по 1989-й год, несмотря на все революции, войны, эмиграции, репрессии и другие демографические потери население Сибири и Дальнего Востока выросло с 10 млн. до 32,5 млн. человек. Сейчас – депопуляция Русской Азии. Для России главная историческая задача сейчас удержать и модернизировать Сибирь и Дальний Восток. Она не решается в силу разных причин. Но основная из них – недееспособность российской государственной власти. Даже Жириновский предлагает (правда только для ДФО) временно освободить от налогов малый и средний бизнес. Кто-то предлагает перенести столицу страны за Урал (если бы Хрущев в свое время как обсуждалось, перенес столицу в Киев, Советский Союз до сих пор бы существовал).

​

   Власть, конечно, не молчит и даже имитирует какую-то деятельность. Много лет существуют какие-то созданные фантомные органы вроде комиссии под руководством первого вице-премьера Шувалова. Принимаются какие-то программы, стратегии, делаются заявления, но в реальности почти ничего не происходило в постсоветские годы.  И дело не только в том, что у государства не хватало средств. Кстати, основную часть этих средств государство как раз и получало за счёт сибирских нефти, газа, цветных металлов. Колониализм — это когда в Сибири добывается 90 % природного газа, им пользуется 80 % населения страны, а в самой Сибири — меньше 2 %, причём преимущественно в Омской и Томской областях.

​

    Формально первые лица государства, безусловно, интересовались жизнью Сибири. Борис Ельцин довольно часто (в отличие от премьера Виктора Черномырдина) посещал сибирские регионы. Ещё активнее ездит в Сибирь Владимир Путин. Чуть меньше — Дмитрий Медведев. В пересчёте таких поездок, наверное, получится больше, чем во времена Хрущёва или Брежнева (Сталин на посту руководителя страны вообще только один раз побывал в Сибири: в 1928 году «выбивал» хлеб у сибирских крестьян). Однако «вес» этих командировок совсем неравноценный. Поездки советских вождей готовились весьма основательно. Вопросы регионального развития обязательно рассматривались в ЦК, в Совете министров, Госплане, министерствах. Все решения согласовывались, причём до поездки первых лиц и по её итогам. В результате появлялись новые академические институты, заводы, вузы, театры, принимались программы, выделялись средства. Механизм довольно подробно описан в мемуарах бывших партийных начальников. В этом смысле итоги командировок в Сибирь постсоветских руководителей трудно назвать даже скромными. Либо это «ручное управление» (авария на Саяно-Шушенской ГЭС, взрыв на шахте «Распадская», конфликт красноярского губернатора А. Лебедя с руководством Таймыра и Норильска), либо полутуристические поездки с катанием на горных лыжах на горе Гладенькой или в Байкальске, либо дежурные визиты, либо политические в рамках избирательных кампаний. Были, конечно, некоторые практические результаты вроде четырёхстороннего соглашения о переселении из Норильска части северян в течение 10 лет и поддержке норильской городской инфраструктуры (правда, федерация все-таки отказалась потом от значительной части своих обязательств) и т.п.; что-то получали регионы от барской доброты, но это по масштабам никак не сравнится с решениями 50-80-х годов прошлого века.

​

      В то же время было невероятно много политических заявлений. Ещё летом 1991 года только что избранный, но ещё не вступивший в должность президента Борис Ельцин, находясь в Новосибирске, подписал распоряжение «Вопросы деятельности Межрегиональной ассоциации “Сибирское соглашение”» (МАСС)[10]. Отцы-основатели МАСС до сих пор гордятся, что убедили Ельцина подписать этот документ. Ассоциация была создана в середине 1990 года с целью установления горизонтальных связей между сибирскими регионами, объединения в первую очередь интеллектуального потенциала для лоббирования решений с учётом интересов Сибири, а потом уже природно-ресурсного, трудового и научного потенциалов. Это была правильная идея. Однако конкретная её реализация в том историческом контексте выглядела не так, как считается в официальной истории МАСС. На интернет-портале ассоциации воспроизводится часто повторяемый бывшим томским губернатором Виктором Крессом и другими основателями МАСС пассаж: «Ельцин подписал основополагающее для ассоциации распоряжение “Вопросы деятельности Межрегиональной ассоциации “Сибирское соглашение”. Важнейший пункт этого документа гласил: “Оставлять в распоряжении членов ассоциации 10 % продукции, производимой предприятиями, расположенными в регионе, для формирования территориального фонда товарных и сырьевых ресурсов на основе региональных балансов производства и потребления с целью реализации этой продукции как внутри страны, так и за рубежом”. За непростой для восприятия формулировкой — решение, позволившее Сибирским субъектам Федерации значительно смягчить удар “шоковой терапии” “от Гайдара”»[11].

​

    Как будто бы президентом и главой правительства «шоковой терапии» был совсем не Ельцин. Вопрос же на самом деле в другом. Своим распоряжением Ельцин предоставлял сибирским регионам право определять порядок природопользования, включая рентные платежи, выдавать разрешение на бартерные сделки, создавать предприятия за рубежом и т. д. Это было ещё до ГКЧП, в начальный период борьбы Ельцина с руководством СССР. По существу (об этом, в частности, свидетельствует выступление Ельцина 2 июля 1991 года перед новосибирским партийно-хозяйственным активом[12], после того как он подписал это распоряжение), сибирские руководители пошли на сделку с Ельциным. В обмен на поддержку разрушительной антисоюзной политики руководства РСФСР («одноканальная система налогов», ликвидирующая бюджет СССР, перевод союзной собственности в республиканскую и т. п.) сибирские регионы приобретали право на запрещённые законом бартерные сделки, экспортно-импортные операции и вообще получали часть полномочий центральной власти.

​

   Однако обещанная самостоятельность Сибири оказалась иллюзорной. Уже вскоре после крушения СССР сибирские регионы, за счёт которых и существовала Российская Федерация, почувствовали, что такое финансовая вертикаль. Дарованные широким жестом Ельцина права самим определять порядок природопользования, устанавливать рентные платежи остались на бумаге. Первое время сибирская элита активно выражала протест. Фрондировали даже назначенные Ельциным губернаторы, особенно Виталий Муха в Новосибирской и Юрий Ножиков в Иркутской областях. У части сибирских парламентариев, несмотря на бесславный конец народных депутатов СССР, которых страна слушала сначала затаив дыхание, а потом бесповоротно забыла, ещё сохранялись парламентские иллюзии. Даже после Беловежской пущи они почему-то считали, что представляют собой народную власть.

​

         В начале 1992 года началась подготовка Первого съезда народных депутатов Сибири. В прессу попадали в основном настроения небольшой части наиболее жёстко настроенных в отношении федерального центра депутатов. Они подогревались «социологическими исследованиями» неизвестного происхождения. Большинство прогнозов в отношении съезда депутатов сводились к тому, что на этом мероприятии сибирские сепаратисты получат большинство и немедленно провозгласят Сибирскую республику. Российская власть несколько забеспокоилась. Председатель оргкомитета съезда (в то время спикер Красноярского крайсовета) Вячеслав Новиков получил специальное уведомление прокуратуры о том, что съезд не является конституционным и не правомочен принимать никаких законодательных решений.

​

    На самом деле идеи сепаратизма вовсе не овладевали тогда массами, в том числе и депутатскими. Съезд прошёл 27-28 марта в Красноярске относительно спокойно. Да он и не представлял всю Сибирь. Национальные автономии — Хакасия, Тува, Бурятия — ограничили своё участие наблюдателями. Обсуждались вопросы социально-экономического развития Сибири и статуса субъектов Федерации. Выступление на съезде томского депутата Бориса Перова, которого томичи на всякий случай не включили в состав официальной делегации, стало лишь забавным казусом. Перов всё-таки предложил принять Декларацию о независимости и провозгласить Съезд высшим органом власти Сибири, назначить выборы президента Сибирской республики и перевести под её юрисдикцию промышленность, армию, органы внутренних дел и безопасности. Поддержки Перов не получил, хотя и рассказал еженедельнику «Коммерсантъ» о том, что якобы из 136 делегатов съезда 15 человек вступили в его микроскопическую партию независимости Сибири [13]. Тем не менее некоторые участники выступали за таможенные границы, пошлины за провоз грузов по Транссибу и Севморпути и даже за создание сибирской гвардии.

​

     Критики в адрес федеральных властей было достаточно. Аман Тулеев, в частности, говорил: «Российский Центр обвиняет нас в сепаратизме, так как сам не хочет делиться властью. Бездефицитность российского бюджета достигается за счёт дефицитности местных бюджетов. Это российский Центр толкает нас к созданию никому не нужной Сибирской республики. Мы против тех методов, которыми проводится экономическая реформа, и того, что нам отведена там роль статистов». Но в целом съезд вовсе не был революционным, как его иногда представляют. Да и не мог быть, поскольку пресловутый сибирский сепаратизм начала 90-х имел исключительно «газетный» характер. Кроме нано-партии Перова, прекратившей своё существование уже через несколько месяцев, не было ни одной политической организации или какой-либо другой более-менее заметной силы, которая выступала бы не только за отделение Сибири, но и даже за придание какого-то особого статуса сибирским регионам. Главным образом речь шла о некоей экономической самостоятельности от центра и более справедливой бюджетно-финансовой политике.

​

   Однако именно в это время стремительно углублялось противоречие между Сибирью и метрополией. Организованной силой, пытавшейся отстаивать интересы сибирских регионов, была только ассоциация «Сибирское соглашение». Как организация номенклатурная, к тому же разнородная по составу — там были и руководители местных парламентов, и назначенные Ельциным губернаторы, и коммунисты (хотя КПРФ тогда не существовало), и «демократы»,— она не могла это делать эффективно. Часть сибирских депутатов Верховного Совета тоже объединились в группу под тем же названием «Сибирское соглашение», но в условиях нарастания конфликта между Верховным Советом и Ельциным она особо себя ничем не проявила. Ассоциация же МАСС старалась уйти от политических вопросов, хотя на повестке дня в первую очередь стояли они. Даже свой политсовет, существовавший с 1990 года для обсуждения политических событий, МАСС распустила. Ассоциация после принятия Устава и учредительных документов к моменту её регистрации в начале 1993 года насчитывала 19 субъектов Федерации. В этих регионах была сосредоточена почти вся работающая экономика страны — электроэнергетика, цветная металлургия, добыча газа, нефти, угля, атомная промышленность, чёрная металлургия; а также ракетостроение, производство спутников, химическая промышленность, переживавшие тяжёлые времена; бóльшая часть российского сельского хозяйства, львиная доля лесной индустрии и т. д.

​

  Теоретически такой ресурс при реальной консолидации региональных элит мог стать определяющим аргументом в отношениях Сибири с федеральным центром. Но этого не произошло из-за слабости местных элит, на которую накладывались субъективные причины. Из 19 регионов, входивших в МАСС, в 1993 году только в двух были всенародно избранные первые руководители — в Туве и в Красноярском крае. Причём в Туве в то время были настоящие сепаратистские настроения и сложная межнациональная обстановка. В Бурятии и Республике Алтай высшими должностными лицами считались руководители законодательных органов, в Хакасии было своеобразное двоевластие — председатель Верховного Совета и назначаемый этим Советом глава правительства. Во всех остальных регионах губернаторов назначал Ельцин, он же назначал мэров крупных городов. Был ещё институт представителей президента, у которых трудовая книжка лежала в президентской администрации. Эта зависимость сибирской исполнительной власти (как, впрочем, и в других территориях) от федерального центра чётко проявилась во время осеннего противостояния 1993 года, закончившегося расстрелом российского парламента.

​

   Основатели «Сибирского соглашения» до сих пор ставят себе в заслугу «государственную», «мудрую» позицию МАСС в эти дни. На самом деле это была крайне непоследовательная и не очень дальновидная позиция, в первую очередь исполнительной власти. Лишь двое из ельцинских назначенцев (причём обоих он пытался уволить ещё весной, но этому воспротивился совет губернаторов) — Муха и Ножиков — проявили принципиальность. Не связанные назначением руководители Хакасии и Бурятии Владимир Штыгашев и Леонид Потапов также осудили антиконституционный Указ Ельцина № 1400 «О поэтапной конституционной реформе РФ». Довольно определённо, хотя и не так резко, как Муха, высказался и всенародно избранный красноярский губернатор Валерий Зубов. Абсолютно все избранные народом представительные органы власти сибирских регионов встали на защиту конституционного строя. Они, по сути, провели Второй съезд советов Сибири, так как в новосибирском заседании в конце сентября участвовали почти в полном составе президиумы Верховных Советов республик и малые советы краевых и областных Советов Сибири [14].

​

    Депутаты потребовали от Ельцина отменить указ № 1400, снять блокаду с Дома Советов, назначить одновременные выборы обеих ветвей власти, отменить цензуру в СМИ. Это был реальный ультиматум. В случае его невыполнения предполагалось приостановить перечисление налогов, поставки угля, нефти, передачу электроэнергии и т.  п. Речь на заседании вновь шла о создании Сибирской республики с консолидированным бюджетом всех регионов. Однако это не было заседанием «Сибирского соглашения», поскольку отсутствовали главы администраций. Некоторые из них, как Кислюк в Кемерове и Райфикшт в Алтайском крае, активно поддерживали Ельцина. Кресс (Томская область), Полежаев (Омская) и Рокецкий (Тюмень) после некоторого колебания выступили на стороне Ельцина. Остальные предпочитали говорить, что на их территориях соблюдается порядок, «люди работают» (весьма оригинально реагировал глава администрации Читинской области Борис Иванов: «Мы приняли к сведению»).

​

  Однако правительство и администрация президента всё же попросили губернаторов высказаться. На заседании МАСС, проходившем под давлением центра, в качестве представителя которого присутствовал Сергей Шахрай, губернаторы действительно внесли в своё решение (большинством голосов) требования снять оцепление с Белого дома, провести досрочные выборы и прекратить информационную блокаду Верховного Совета. Сейчас они этим решением гордятся и сокрушаются, что «их не послушали». Но если бы они поддержали позицию сибирских депутатов, то, вероятно, не было бы и акта гражданской войны, были бы назначены выборы, а Сибирь получила бы возможность построить справедливые отношения с федеральным центром.

​

    Однако всё получилось по-другому. После событий 1993 года Ельцин приезжал в Сибирь, оставил незабываемые впечатления у тех, кто с ним встречался. По его прихоти даже выкинули однажды ради забавы в Енисей с борта теплохода президентского пресс-секретаря В. Костикова. Но ключевым было его предвыборное турне в 1996 году. В Омске он выступил на заседании совета МАСС и там же подписал Указ «О мерах государственной поддержки развития Сибири», которым, как считает новейшая официозная историография, предусматривалась разработка программы развития сибирских регионов. Этот факт обычно упоминают, чтобы подчеркнуть неоценимый вклад Ельцина в современную историю Сибири. Между тем этот указ Ельцина и его реализация есть яркий пример профанации.

​

  Сибирские руководители на самом деле долго добивались государственного внимания, государственной политики в отношении Сибири. Она им была обещана в обмен на активную поддержку Ельцина на президентских выборах. Предполагалось принятие масштабной программы по реальному развитию сибирских регионов. В этом был смысл указа, которым правительству и региональным органам власти поручалось разработать и принять до 30 июня 1997 года программу социального и экономического развития Сибири до 2005 года, создать специальный фонд социально-экономического развития Сибири. Но ещё на подготовительном этапе идея трансформировалась в создание обычной Федеральной целевой программы (ФЦП), т. е. в набор каких-то объектов, которые регионы предлагали ведомствам и наоборот. Но и она не была разработана до 30 июня 1997 года.

​

   Что-то отдалённо напоминающее программу появилось только в канун Нового 1999 года: ФЦП «Сибирь» была утверждена правительством в декабре 1998 года. В 1999 году на её реализацию не было выделено ни одной копейки. В 2000 году перечислено всего 24 млн 200 тыс. руб. на 16 субъектов Федерации (Бурятия, Читинская область и Агинский округ в программу не попали: считается, что для них существует другая, дальневосточно-забайкальская программа). На следующий год финансирование резко выросло, почти в 6 раз, и достигло целых 144,5 млн руб., т. е. стоимости одного многоквартирного дома не самого лучшего качества. После этого ФЦП «Сибирь» тихо умерла.

​

    Правда, 7 июня 2002 года российский премьер М. Касьянов утвердил «Стратегию экономического развития Сибири». Она довольно точно, но выборочно и эклектично воспроизводила материалы Госплана СССР: развитие КАТЭКа, Нижнее Приангарье (достроить, наконец, Богучанскую ГЭС), Ковыктинское месторождение, иркутский Сухой Лог и т. д. Через совсем не социалистическую «пятилетку», в провозглашённую эпоху модернизации тысячи людей принялись за разработку новой стратегии. Несколько лет Высший экономический совет СФО и Минрегионразвития совместно с органами власти субъектов Федерации готовили этот судьбоносный документ. Тысячи активистов правящей партии «Единая Россия» участвовали в постоянно действующем партийном форуме «Стратегия-2020».

​

    В марте 2010 года специальная общероссийская конференция этой партии прошла в Красноярске (завершилась в апреле в Новосибирске), она тоже принимала концепцию стратегии развития Сибири. И наконец, лидер партии, он же премьер-министр Владимир Путин летом 2010 года подписал распоряжение об утверждении этой стратегии. Процентов 80 текста составляет описательная часть: территория Сибири «является естественным транспортным мостом между странами Западной Европы, Северной Америки и Восточной Азии», «запасы угля составляют 80 % общероссийских запасов, меди — 70 %, никеля — 68 %, металлов платиновой группы — 99 %» и т. п., в общем, то, что известно из школьного курса экономической географии. Документ начинается словами: «Стратегия социально-экономического развития Сибири до 2020 года определяет основные направления, механизмы и инструменты достижения стратегических целей развития Сибири на период до 2020 года». Почти все направления оказались старыми, 40-летней давности, вроде пресловутого «освоения Нижнего Приангарья» и железной дороги Кызыл — Курагино, которую начинали строить еще до революции. Добавилось лишь то, что было открыто в последние годы, — Ванкор. Есть, правда, несколько новых слов типа «кластер». Но нет никаких «механизмов», как нет и самой стратегии.

​

  Документ на 80-90 % текстуально совпадает со «стратегией», подписанной Касьяновым. А по Красноярскому краю удивительным образом воспроизводит куски текста из Постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по дальнейшему комплексному развитию в 1971—1980 годах производительных сил Красноярского края». Чем занимались разработчики — непонятно. Вообще-то экономическая стратегия государства должна определять трансформацию приоритетов и инструментов государственного вмешательства в экономику для реализации его политической стратегии. Никакой государственной стратегии там нет. Что дают Сибири ещё пара алюминиевых заводов? Кроме загрязнения окружающей среды — ничего. Алюминиевым магнатам — прибыль от экспорта, а Сибири даже налогов не дадут, поскольку магнаты любят прописывать свои компании где-то на Джерси.

​

  В советских учебниках политэкономии одной из характеристик неоколониализма назывался вынос экологически грязных производств в слаборазвитые страны. Очень напоминает ситуацию в современной Сибири. Даже упомянутое в Стратегии «дальнейшее развитие Сибирского федерального университета» на деле, как выяснилось, означает превращение его в один большой Институт нефти и газа, торжественно открытый российским премьером. Государственной политики в отношении Сибири там нет, если, конечно, такой политикой не является консервация ее колониального статуса.

​

   За последние двадцать лет – с переписи 1989 года до переписи 2010 года численность населения регионов Сибирского федерального округа сократилась на 1,82 млн. человек: с 21,08 млн. до 19,25 млн. человек при том, что в Сибирь переселились за эти годы  сотни тысяч «русскоговорящих» репатриантов из СНГ, особенно в пограничные с Казахстаном Омскую область и Алтайский край. Население некоторых субъектов, как например Иркутской области, сократилось вообще на 15 процентов. Еще хуже ситуация в Дальневосточном округе, там с 1991 по начало нынешнего года население сократилось с 8,06 млн. до 6,63 млн. человек, то есть почти на четверть. По словам бывшего хабаровского губернатора, а ныне полпреда президента в ДФО Виктора Ишаева в 90-е годы только Хабаровский край покинуло 800 тысяч человек [15]. Восточнее Красноярска (а это как раз географический центр России) нет ни одного города-миллионника, и в обозримом будущем они вряд ли появятся. Между тем агломерации и конурбации  характерны для всех крупных и динамично развивающихся стран и регионов.

​

  При этом прекратился существовавший все советские времена приток молодых специалистов, ежегодно тысячами приезжавших в Сибирь после окончания вузов по распределению, большинство из которых оседали в Сибири навсегда. Сотни тысяч, а в перерасчёте по годам, видимо, миллионы уехавших — это наиболее образованная и активная часть сибирского населения. Но эти проблемы волнуют метрополию только на словах. Нет ни одного внятного и продуманного государственного подхода к решению этих проблем.

Объективное содержание двух последних десятилетий истории Сибири — это ликвидация всего положительного советского наследия. В экономике, в культуре, в образовании, в науке. И даже в наиболее деликатной сфере национального строительства. Именно Сибирь стала жертвой непродуманных экспериментов реформы национально-государственного устройства страны, лукаво названных «укрупнением регионов». Эта реформа мгновенно была свёрнута при попытке вынести её за пределы Сибири, поскольку таила в себе невероятной силы разрушительный заряд. На Кавказе, например, невозможно представить даже попытку ликвидации национальных автономий. Одно только упоминание о такой перспективе привело к напряжению в Адыгее — и реформа на этом бесславно закончилась. При «укрупнении» сибирских регионов, конечно, приводились совсем другие аргументы, но смысл заключался в постепенной ликвидации национально-территориального устройства страны. Конечно, существовали и какие-то другие причины: «матрёшечный» принцип субъекта в субъекте Федерации, межбюджетные отношения, вопросы развития или даже сохранения коммуникаций, административного управления и т. п.

​

     Была, однако, более серьёзная причина. Она никогда официально не озвучивалась, но все понимали, что на самом деле речь идёт о начале очень большой реформы по ликвидации доставшегося в наследство от советских времён национально-территориального деления страны, т. е. о переходе от национальной федерации, какой задумывалась РСФСР (и СССР), к территориальной. Унифицировать все субъекты, а первым шагом ликвидировать автономные округа. Тем более что реальной федерации всё равно нет. Есть унитарное, централизованное, бюрократическое государство. Какая федерация, если нет даже выборов губернаторов?

​

     Однако путь этот опасный. Россия — страна многонациональная. В мировой истории любая политика, которая пыталась игнорировать национальный фактор, терпела крах. Даже в царской России была достаточно гибкая национальная политика: степные думы, фиксированное национальное представительство в Госдуме, этноконфессиональные избирательные округа, разного уровня автономия окраин. На деле ликвидация национальных автономий оказалась ещё одним актом колониализма в отношении Сибири и сибирских народов.

​

  Советская национальная политика в целом и в отношении сибирских народов в частности была чрезвычайно сложным и противоречивым явлением. Она сопровождалась временами борьбой с местным «национализмом», «панмонголизмом», с буддизмом, с национальным эпосом. Были потери национальных культурных ценностей — у восточных бурят, например, исчез старомонгольский (уйгурский) алфавит. Были гонения на традиционную тибетскую медицину в Забайкалье. Коллективизация, борьба с шаманами и неоднократные попытки перевести на оседлый образ жизни, продолжавшиеся до конца советской власти, вели вместе с промышленным освоением Севера к уничтожению традиционного образа жизни и среды обитания коренных малочисленных народов. Чудовищными были потери бурятской и якутской интеллигенции в период массовых сталинских репрессий. Были репрессированы дореволюционные и сидели в тюрьмах первые советские этнографы, изучавшие народы Сибири.

​

  Однако в целом именно в эпоху СССР появилась современная этнографическая наука, а изучение народов было поставлено на приоритетный государственный уровень. У многих народов появилась письменность, национальная литература, интеллигенция, в тундру и лесотундру пришло здравоохранение, образование. На государственном уровне готовились национальные кадры. В Ленинградском педагогическом институте имени Герцена существовал уникальный факультет народов Крайнего Севера, ныне превратившийся в микроскопическую структуру по причине отсутствия государственной национальной политики в отношении коренных северных народов. На советском Севере, по сути, существовал «сухой закон» — государство оберегало склонное в силу биологических причин к алкоголизации местное население. Во многих местах было даже запрещено привозить собак, чтобы не испортить породу сибирской лайки. А главным инструментом проведения государственной политики были национально-государственные образования, т. е. государственность народов. Именно она давала национальные газеты, радио, школы, книги, возможность политической и культурной эмансипации даже самым малочисленным народам.

​

 Правда, национально-государственные образования часто создавались по каким-то волюнтаристским основаниям. В частности, волюнтаристски определялись и границы сибирских национальных (автономных) округов. Так, 10 декабря 1930 года были созданы Эвенкийский и Таймырский округа. Территория Долгано-Ненецкого округа, в принципе, объяснима. Долганы — самая молодая народность в России — образовалась в XIX веке на основе русского, якутского, эвенкийского и нганасанского этносов (письменность появилась только в 1970 году). Почти все долганы живут именно на Таймыре, а также частично в Якутии. (Для ненцев было сложно создавать отдельную автономию, так как они расселяются по всему евразийскому Северу от Кольского полуострова — поэтому есть ещё Ненецкий и Ямало-Ненецкий округа.)

​

  С Эвенкией в этом смысле значительно сложнее. Историческая Эвенкия — это огромная территория от Тюмени до Амура и даже до Сахалина и севера Монголии. Этнокультурный центр эвенков был в районе Нерчинска, где и находилась ставка князя Гантимура. На момент создания округа (да и сейчас) численность «красноярских» эвенков составляла меньше 10 % от их общей численности. Правда, тогда же, 10 декабря 1930 года были созданы небольшие Витимо-Олёкминский и Охотско-Эвенский национальные округа, а чуть позже 18 эвенкийских национальных районов в разных областях и краях Сибири и Дальнего Востока. Но просуществовали они недолго и вскоре были ликвидированы.

​

   Тем не менее и Долгано-Ненецкий, и Эвенкийский округа были реальным воплощением противоречивой, но в целом успешной национальной политики. А Эвенкия превратилась в национально-культурный центр всех советских эвенков: и северо-байкальских, и амурских, и катангских, и якутских. Постепенно в связи с промышленным освоением Севера и особенно появлением Норильского анклава округа теряли собственно национальный статус. Но коренные народы с их проблемами от этого не перестали существовать. И всё же национальная автономия даже после распада СССР оставалась институтом сохранения идентичности народов.

​

  Сложная ситуация была с бурятскими автономиями. В 1937 году Бурят-Монгольскую АССР по непонятным причинам (вероятно, это было следствием борьбы с мифическим «панмонголизмом») расчленили на несколько частей: в составе Читинской области был создан Агинский округ, в составе Иркутской — Усть-Ордынский, Ольхонский район отошёл к Иркутской области, а Ононский — к Читинской. Когда возникла идея «укрупнения» регионов, почему было не вернуться к границам 1937 года? Но смысл неудавшейся реформы состоял как раз не в укреплении национальных автономий, а в их ликвидации. То, что это произошло через внешне демократическую форму референдумов, не должно вводить в заблуждение. Это была ярко выраженная государственная воля, с которой бороться бессмысленно. Буддийское Забайкалье — это не Северный Кавказ, за ножи там хвататься никто не будет.

​

  В силу целого комплекса причин — исторических, социокультурных, психологических — ликвидация Усть-Ордынского и Агинского бурятских округов не имела столь драматичных последствий, как царская волостная реформа начала ХХ века, лишившая забайкальских бурят самоуправления, в результате чего треть агинских бурят тогда эмигрировали в Монголию. Буряты в отличие от КМНС — довольно многочисленный народ. Более высокий национально-государственный статус сохраняется за Республикой Бурятия, имеющей очень большой этнокультурный ресурс. И в Прибайкалье (Предбайкалье), и в Восточном Забайкалье округа в реальности были сильно интегрированы. Это не отдалённые территории — там существуют многовековые традиции совместного общежития с сильным бурятским влиянием на другие народы. И в Читинской области, и в Иркутской существуют крупные бурятские культурные и образовательные центры, в вузах занимаются бурятоведением, есть факультеты и кафедры бурятской филологии, бурятского фольклора. Вообще, и Иркутск, и Чита — это территории широчайшего распространения бурятской культуры. Наконец, это очень существенная доля самих бурят Иркутской области и Забайкальского края — в науке, образовании, медицине, журналистике, политике и т. п.

​

  Кроме того, объединение регионов привело не совсем к тому результату, который задумывался живущими в метрополии авторами идеи упразднения национально-территориальных образований. В Иркутской области в 2010 году принят Закон «Об Усть-Ордынском Бурятском округе как административно-территориальной единице Иркутской области с особым статусом». По сути, появился совсем новый сложный субъект Федерации — Иркутская область, которая внутри имеет особое надмуниципальное образование — округ из пяти муниципальных районов, причём округ национальный, с гарантиями сохранения и использования языка, соблюдения традиций и всего того, что было в УОБАО.

​

    Агинский округ в определенном смысле сохранился в том же виде, за исключением потери статуса субъекта Федерации и представительного органа власти, который заменён вроде бы консультативно-совещательным органом — Собранием представителей, формирующимся в основном за счёт муниципальных депутатов. Он не может выполнять законодательные функции, но есть механизм проведения решений через Законодательное собрание края. Так мудрые иркутяне и забайкальцы минимизировали насколько позволяют обстоятельства, вредные последствия вредной реформы: они, в частности, воспользовались тем, что власти метрополии так и не удосужились разработать закон об особом статусе, потеряв всякий интерес к «объединению регионов».

​

  Однако совсем по-другому складывается ситуация в Красноярском крае. Хотя именно малочисленные коренные народы нуждаются в государственной поддержке. В Красноярском крае Таймыр и Эвенкию превратили в обычные муниципальные образования, выполнив тем самым волю метрополии. В Устав края внесли слова «особый статус», но в реальности он сводится только к небольшой преференции на выборах в Законодательное собрание: бывшим автономиям установили по два мандата в мажоритарных округах. Но и эта привилегия вовсе не для коренных народов.

​

  Кроме Закона Красноярского края «О защите исконной среды обитания и традиционного образа жизни малочисленных народов Красноярского края», который вообще-то нужно было принять ещё лет 15-20 назад, как это сделали другие регионы, например Якутия, Бурятия или Хабаровский край, никакого другого законодательного акта в области защиты народов, на чьей исконной территории живут нынешние красноярцы, в крае после поглощения Таймыра и Эвенкии не появилось. Внимание власти к автохтонам сводится (в традициях имперских наместников) ко Дню оленевода да изданию фотоальбомов с удивительной красотой северной природы. В крае нет реальных программ поддержки коренных этносов.

​

   После развала СССР в России была уничтожена и государственная система подготовки национальных кадров. Действительно, зачем учить туземцев? Первый признак колонии — это когда аборигены не имеют возможности учиться на своём языке. Давно не выпускаются общие эвенкийские учебники, нет ни одного периодического национального издания. В Бурятском, Хабаровском и Якутском университетах есть специальности «эвенкийский язык и литература», «культура народов Севера», а в самом большом вузе страны — Сибирском федеральном университете — нет. Нет и факультета народов Севера. В миллионном Красноярске, за исключением двух-трёх энтузиастов из краеведческого музея и педагогического университета, никто не занимается этнографией народов Красноярского Севера. Нет ни одного исследовательского подразделения. Хотя бывшие автономии находятся в составе Красноярского края, на территории которого кроме эвенков, долган и ненцев проживают также нганасаны, кеты, чулымцы, энцы, селькупы.  

​

  В предвыборную президентскую кампанию 2012 года появилась маловразумительная идея создания «Корпорации развития Восточной Сибири и Дальнего Востока от западных границ Красноярского края до Камчатки и Сахалина. Уж не второе ли издание пресловутого предвыборного Указа Ельцина 1996 года "О мерах государственной поддержки развития Сибири"?  Министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу, который почему-то занимается этим вопросом (может из-за сибирского происхождения) отчитался перед премьером Путиным: « по Вашему поручению мы довольно оперативно собрали всех специалистов  …

​

   Мы отработали все варианты, какие могли бы быть, и в результате у нас получился комплект документов, или комплект предложений, которые, если в сухом остатке говорить, сводятся к следующему. Предлагаем создать Корпорацию развития Восточной Сибири и Дальнего Востока от западных границ Красноярского края до Камчатки, естественно Курильской гряды, Сахалина. И здесь, конечно, мы провели все расчёты и подготовили все нормативные законодательные акты по созданию такой корпорации.

​

    Мы понимаем, что без развязки транспортной схемы, транспортной системы, выведения на объемы 60–80 и до 100 млн. т нашей Транссибирской магистрали, БАМа, БАМа-2 сложно будет открыть это богатство, «сундук» с теми ресурсами, которыми на сегодняшний день богаты Сибирь и Дальний Восток»[16].

​

  На сегодняшний день это единственная официальная публичная информация о «Корпорации». Какие «все варианты отработаны»? Где эти «комплект документов» и «комплект предложений»? Каких «всех специалистов собирали»? Где эти «все расчеты» и «нормативные законодательные акты»? Верится в эту идею с трудом, вернее совсем не верится, тем более что речь идет опять о «сундуке с ресурсами». А как же провозглашенные «модернизация», «инновационная экономика», «развитие человеческого капитала»?

​

  Представляется, что нынешняя российская власть неспособна решить историческую задачу полной и окончательной интеграции Сибири и Дальнего Востока. Но другая не менее важная проблема – это деинтеллектуализация Русской Азии и деградация местных элит. С формальными показателями все нормально – и федеральные университеты есть (хотя и не в том виде, в каком задумывались), и другие вузы, существует пока еще Академия наук, растет число докторов наук и академиков, плодятся люди с высшим образованием и прочее и прочее. Однако миллионы уехавших – это наиболее интеллектуальная, образованная  и активная часть общества. Уже четверть века как в Сибирь прекратился массовый поток выпускников вузов всей страны. Они приезжали по несуществующему теперь «распределению» и становились сибиряками.

​

   Сибирская экономика не принадлежит Сибири. Все крупные компании, к тому же прописанные где-то в оффшорах, в собственности у несибиряков. Их менеджеры чувствуют себя здесь в командировке. Личные перспективы они мало связывают с будущим Сибири. Эти же корпорации во многом формируют и региональную власть. В каждом Законодательном Собрании и в каждой региональной администрации известно «кто чей человек и чьи интересы» представляет. 

​

    Будущее Русской Азии представляется весьма неопределенным. Единственное, что обнадеживает, так это некая цикличность сибирской истории. Вольница XVII века, деспотизм XVIII-го, каторжный край, почти единственная территория в России без рабства, ГУЛАГ и милая атмосфера сибирских наукоградов из фильма Михаила Ромма «Девять дней одного года»…  Может, найдутся еще в столицах «Витте», а в Сибири «Муравьевы-Амурские». А сибирское общество как уже бывало, переболеет и возродится.  Валентин Григорьевич Распутин считает, что униженная и оскорбленная Сибирь своим существованием возвещает всему человечеству о возможности начать новую жизнь.

​

  Хочется верить, что так и будет. Для того чтобы не быть колонией, надо в первую очередь самим ощущать себя свободными. Это то, что было у старых настоящих коренных сибиряков. Он и сам исконного жителя не обидит, а если надо, то и последним поделится, и мироеду отпор даст. Сибирь всегда была пространством свободомыслия («Дальше Сибири не сошлют!»). Если не будем заискивать и пресмыкаться перед столичным бюрократом, то возрождение Сибири неизбежно, как в ноябре сарма на Байкале.

 

 

***

    ПРИМЕЧАНИЕ: Эти заметки написаны в 2012-м году. За прошедшие четыре с половиной года произошло много событий. Государственная корпорация «Сибирь» так и не появилась, о ней мгновенно забыли. Было много разных бодрых заявлений и проектов, вроде «территорий опережающего развития» (что на практике оказалось абсолютно выхолощенной идеей), разговоров о «второй индустриализации Сибири». На Дальнем Востоке ( в девяти районах) начали выдавать бесплатно по гектару земли для ведения фермерского хозяйства (в том числе в Анадырском районе Чукотки). Всерьез предполагается, что эта мера будет стимулировать переселение на Дальний Восток людей из других регионов страны. Но по-прежнему нет только одного – понимания стратегического развития Русской Азии. Нельзя войти в одну реку дважды, сейчас невозможно повторение опыта аграрного освоения Сибири царского периода и индустриального советского времени. А ведь хорошие слова придумали – «территории опережающего развития». Вся историческая Сибирь и должна стать такой большой территорией. Но, похоже, это произойдет нескоро…

 

--------------------------

   

   1.   См. Ливен Д. Россия как империя: сравнительная перспектива /Европейский опыт и преподавание истории в постсоветской России. М.: ИВИ РАН, 1999, с.270-287; он же Россия как империя и периферия: http://politics.in.ua/index.php?go=News&in=view&id=11130; Dominic Lieven Russia reasserting itself is inevitable/ The Financial Times, 14.05.2010 (есть неполный русский перевод: Самоутверждение России неизбежно: http://www.stoletie.ru/geopolitika/samoutverzhdenije_rossii_neizbezhno_2010-06-10.htm

 

   2. Текст статьи размещен на архивном президентском сайте: http://archive.kremlin.ru/text/appears/2000/11/28426.shtml, она публиковалась также в российских газетах: http://www.ng.ru/world/2000-11-14/1_east_prospects.html и др.

 

   3. Гефтер М. Я. Россия в Сибири/ Гефтер М. Я. Из тех и этих лет, М.: Прогресс, 1991, сс.384,387.

​

   4. Сибирская железная дорога/ Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.

​

   5.  Ежегодник Министерства финансов. Вып.1902 г.. СПб.., 1903, сс.46-51.

 

    6. Сибирская железная дорога/ Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.

​

    7. См. Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1911-1913). Статистические очерки. М.: Госстатиздат, 1956, сс.67-73.

​

    8. Там же, с.70.

​

    9. См. главу «Расширенное воспроизводство» в известной книге репрессированного большевистского первого вице-премьера и главы Госплана Николая Вознесенского: Вознесенский Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны, М.: Госполитиздат, 1948, сс.19-24.

​

   10. РАСПОРЯЖЕНИЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВС РСФСР ОТ 01.07.1991 № 1503/1-1 "ВОПРОСЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕЖРЕГИОНАЛЬНОЙ АССОЦИАЦИИ "СИБИРСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ": http://infopravo.by.ru/fed1991/ch01/akt11646.shtm

​

   11. См.: http://www.sibacc.ru/text/sibacc/sibacc_history

​

   12. Сохранилась аудиозапись, она есть в Интернете, например, на этом ресурсе: http://conspirolog.org/audio.php?id=4

​

   13. ВИКТОР Ъ-ТИТОВ, АЛЕКСЕЙ Ъ-КРИТИНИН. Кувейта из Сибири не вышло //еженедельник «Коммерсантъ», № 113, 30.03.1992 (электронная версия в архиве ИД «Коммерсантъ»: http://www.kommersant.ru/doc/3915?isSearch=True )

​

  14. События тех дней изложены по часам в электронной версии издания «Октябрь 1993. Хроника переворота» (Печатный вариант — специальный выпуск журнала «Век ХХ и мир» был выпущен в феврале 1994 года):

http://1993.sovnarkom.ru/KNIGI/PAVLOVSK/vstup-1.htm#top

​

 

   15. См. http://www.demoscope.ru/weekly/2007/0305/gazeta036.php

​

   16. Официальный портал Правительства РФ: http://government.ru/docs/17828