top of page

Миф о коренном сибиряке: исторический аспект

Сергей Комарицын
Предыдущая страница
К началу статьи

   Так и появился коренной сибиряк. Но сибирская общность была размыта уже в начале ХХ века. Определяющую роль в этом сыграл демографический фактор. Основоположник советской исторической демографии Адольф Григорьевич Рашин в своей книге «Население России за 100 лет (1811-1913)», изданной 55 лет назад, но и сегодня не потерявшей научного значения, приводит динамику численности населения Сибири за 50 лет — с 1863 по 1913 год (табл. 11)[1]. За полвека население Сибири выросло в целом на 218 % (6,86 млн человек) в основном за счёт переселенцев, лишь Якутия не подверглась значительному наплыву мигрантов из европейских губерний империи. Основную массу этого прироста дали последние 25 лет перед началом Первой мировой войны. В 1890-1894 годах в Сибирь переселилось 283,9 тыс. человек, в следующее пятилетие (1895-1899) — 820,4 тыс., в 1900-1904 годах — 285,7 тыс.; в 1905-1909 годах — 1 млн 837,4 тыс. Таких масштабов организованного переселения никогда не было за всю российскую историю и до и после столыпинской реформы: только в 1908 году в Сибирь переехало 649,9 тыс. человек, в 1909 году — 593,8 тыс. Даже во время спада переселенческого движения в 1910-1914 годах количество переселенцев в Сибирь составило 1 млн 78,9 тыс. человек[2]. Таким образом, за 20 лет (1897-1917) население Сибири удвоилось. В Томской и Енисейской губерниях, т. е. в большинстве территорий современной Сибири, старожильческое население в течение нескольких лет превратилось в меньшинство.

  Между аборигенами, старожилами и даже «российскими» (т. е. предыдущими переселенцами 1880-1890-х годов), с одной стороны, и новоселами — с другой, началось серьёзное, порой кровавое противостояние, вызванное в первую очередь борьбой за земельные ресурсы. Готовясь к переселению крестьян на восток, царское правительство в начале ХХ века провело волостную реформу в Забайкалье, которая не только лишала бурят самоуправления, отменяла степные думы, инородные управы и родовые управления, но и сокращала землепользование забайкальских кочевников. Баргузинские и кударинские буряты реформу приняли, а хоринские, агинские и селенгинские сопротивлялись. Особенно драматично ситуация сложилась в Агинской степи. Впервые за 200 лет было нарушено межнациональное спокойствие, в 1908-1914 годах треть агинских бурят эмигрировали в Монголию[3]. Сказалось это и на количестве буддийских храмов, которое, правда, сократилось и по другим причинам (в 1860 году в Забайкалье было 157 дацанов, а перед революцией — 32). Дореволюционная численность бурят в Агинском автономном округе Читинской области восстановилась только в 70-е годы ХХ века. Сказались, конечно, демографические потери времён Гражданской войны, коллективизации, репрессий, Великой Отечественной войны, но первопричиной был исход агинских бурят в начале прошлого века в Монголию.

   В Аге, населённой толерантными степняками-буддистами, до кровавых столкновений не дошло. Чего нельзя сказать о других территориях Сибири. Переселенцы продолжали прибывать, несмотря на то, что уже во время крестьянских выступлений революции 1905–1907 годов столкнулись с вооруженным сопротивлением сибирских крестьян. Известный новосибирский историк Михаил Викторович Шиловский заметил любопытную закономерность: районы массовых вселений, т. е. размещения столыпинских переселенцев, становились «очагами хронического противостояния»: «Наложение ареалов выступлений 1905-1907 гг., межреволюционного периода, 1917-1921 гг., имевших разную политическую направленность, даёт в большинстве случаев совпадение в границах. Можно говорить о существовании в Сибири начала ХХ в. своеобразного фронтирного противостояния, охватывающего Тюкалинский, Бийский, Барнаульский, Змеиногорский, Кузнецкий, Минусинский, Канский, Нижнеудинский уезды»[4]. В этой связи Шиловский приводит слова колчаковского военного министра генерала Алексея Будберга, писавшего в своём «Дневнике белогвардейца» в мае 1919 года: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири; говорят, что главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников, не приспособившихся к сибирской жизни и охочих на то, чтобы поживиться за счёт богатых старожилов»[5].

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

  1. См. Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1911-1913). Статистические очерки. М.: Госстатиздат, 1956, сс.67-73.

  2. См. там же.

  3. «Реформа проводится бесповоротно...». Документы Национального архива Республики Бурятия о волостной реформе в Забайкальской области 1901-1904 гг. /журнал «Отечественные архивы», 2008, № 1, сс.87-95, Ванчикова Ц.П., Ринчинова О.С. Бурятская диаспора в Монголии/Вестник БНЦ СО РАН, 2011, №3, с.66.

  4. Шиловский М.В. Основные направления политики правительства по отношению к Сибири во второй половине XIX — начале ХХ века / Сибирское общество в контексте модернизации XVIII-XX вв.: Сб. материалов всерос. конф. «Сиб. о-во в контексте модернизации XVIII-XX вв.» (Новосибирск, 22-23 сент. 2003 г.) / Отв. ред. Ламин В.А. , Новосибирск: ИИ, 2003. с.41

  5. Там же; Будберг А. П. Дневник белогвардейца. Колчаковская эпопея // Дневник белогвардейца. Новосибирск, 1991, с. 254, есть электронная версия: http://www.belrussia.ru/page-id-71.html, Подобных свидетельств во время Гражданской войны было множество, например, в одном из докладов разведывательного отделения Иркутского военного округа говорилось: «Новоселы… в массе сочувствуют красным и пополняют контингент восставших. Население старожилов группируется главным образом в богатой Ирбейской волости; Ирбейская волость сорганизовала дружины и энергично борется с красными, не надеясь на помощь правительства» (см. Мышанский А.А. Отношение населения Сибири к «белому» режиму в период колчаковщины/Сибирская заимка: http://www.zaimka.ru/02_2002/myshansky_whiteregime/).

Таблица 11. 
Милая атмосфера сибирских наукоградов из фильма М. Ромма «Девять дней одного года» — эти люди точно не думали тогда ни о какой сибирской идентичности.

  Следующим ударом по старой Сибири стала Гражданская война, разрушившая весь уклад жизни. Сибирь разделилась не только по политическому и классовому признакам, но и географически. Западносибирское крестьянство, несмотря на то, что осенью 1919 года выступило против правительства Колчака (что стало одной из основных причин падения белого режима), не принимало коммунистическую власть — вся Западная Сибирь полыхала антисоветскими восстаниями. Это было вызвано отличием сибирского крестьянства от европейского, получившего землю только в 1917 году. А в это время в Дальневосточной республике на свободных выборах население голосовало за коммунистов. Наиболее трагично война сказалась на бурятском и особенно на казачьем населении Забайкалья. История почти каждой забайкальской пограничной станицы даст не меньше материала для понимания трагедии казачества, чем история станицы Вёшенской на Дону, о которой поведал миру Михаил Шолохов в «Тихом Доне». Часть казаков ушла к красным, «караульцы» поддержали атамана Григория Семенова, сформировавшего Особый маньчжурский отряд для борьбы с Советской властью. Десятки тысяч казаков эмигрировали в Маньчжурию и Внутреннюю Монголию, организовав там свои станицы. После войны казачество как сословие, как особая группа населения перестало существовать, казачьи станицы заселяли иногородние. В отличие от Дона или Кубани, в Забайкалье не только административно, но и ментально исчезло само слово «станица», заменённое на «село» или «деревня». По существу, в 1930-е годы завершилось полное расказачивание в Восточной Сибири.

  За годы советской власти Сибирь пережила ещё несколько волн добровольных и невольных переселенцев. Сначала индустриализация. «Мы в сотню солнц мартенами воспламеним Сибирь», — говорил товарищ Хренов из известного стихотворения Владимира Маяковского. И эти «люди Кузнецка» уже совсем мало походили на сибиряков Ядринцева. Потом Великая Отечественная война, эвакуация промышленных предприятий, вузов, театров, которые в том или ином виде оставшись после войны и сыграв колоссальную роль в социально-экономическом и культурном развитии Сибири, в то же время вытесняли истинно сибирскую традицию. Затем ГУЛАГ, Норильлаг, строительство железной дороги Салехард — Игарка и прочее «наследие мрачных времён». Далее хрущёвское освоение целины в Западной Сибири. Столичные учёные создают Новосибирский Академгородок. Милая атмосфера сибирских наукоградов из фильма М. Ромма «Девять дней одного года» — эти люди точно не думали тогда ни о какой сибирской идентичности. Великие стройки социализма от Братской ГЭС до БАМа, куда отправлялись и по комсомольским путёвкам, и за длинным рублём, и просто «за туманом и за запахом тайги». Какие кержаки, чалдоны и ценности вольной жизни, когда производят ракеты и перекрывают Енисей?

  Но удивительное дело — Сибирь действительно абсорбировала всех этих людей своими просторами, «зелёным морем тайги», и рождалась новая сибирская общность. Но эта общность в большей степени региональная, чем культурно-историческая. Никакой преемственности с Сибирью XIX века у неё нет. Есть, разумеется, непрерывная история автохтонных народов (как и ставших сибирскими до прихода русских), в значительной степени потерявших в эпоху коммунизма национальное наследие (особенно это касается малочисленных народов). Существуют и микроскопические анклавы, где ещё сохраняется старожильческая сибирская традиция. Но в целом современное население Сибири вовсе не является наследником коренных сибиряков, хотя и с удовольствием декларирует мифическую преемственность. Даже потомки старожилов и первопроходцев, в том числе те, кто чтит историческую память и может составить генеалогию хоть до времён Ермака, вовсе не являются носителями реальной старосибирской традиции. Это всё равно, например, как потомки русских дворян в масштабах России в целом: они могут быть и Голицыными, и Оболенскими, но только дворянства в России нет, наследовать нечего.

   В России нет общесибирских праздников. Между тем до революции почти 40 лет 26 октября по старому стилю отмечался День Сибири (День благодарения Сибири). Начало празднику положило государственное празднование 300-летия присоединения Сибири в 1881-1882 годах. Император Александр III постановил отмечать как День присоединения Сибири 26 октября. В октябре 1581 года казаки Ермака Тимофеевича разгромили войска сибирского хана Кучума, поэтому, кстати, часто даже в авторитетных справочниках и энциклопедиях можно прочитать, что присоединение Сибири (т. е. столицы ханства Искера) произошло в 1581 году. На самом деле город Кышлык (он же Сибирь, он же Искер) хан Кучум покинул через год, в ночь на 26 октября 1582 года. После решающей битвы на Чувашевом мысу («Бысть сеча зла, за руки емлюще сечахуся», — писал летописец) Кучум, захватив свои богатства, семью и родственников, бежал в Ишимские степи. Это историческое событие и является символической датой присоединения Сибири. Через несколько лет казаками были построены первые русские крепости — Тюмень, Тобольск, Тара, Берёзов, Обдорск.

   В царской России было совсем немного юбилеев. Традицию отмечать их ввёл Пётр I, но праздновались они весьма скромно, в том числе юбилейные даты военных побед — Полтавской битвы, Бородинского сражения, празднование 100-летия которого хотя и было помпезным, но локальным. Однако два юбилейных события (за исключением 300-летия дома Романовых) носили поистине народный характер — это 1000-летие России в 1862 году и 300-летие присоединения Сибири в 1881-1882 годах. Сибирская общественность с большим энтузиазмом откликнулась и на юбилей, и на новый праздник. Особенно широко и торжественно праздничные мероприятия прошли в Томске, Тобольске, Тюмени, а в Енисейской губернии — в Красноярске, Енисейске, Минусинске. Праздник мгновенно превратился в народный, он совпал с периодом традиционных народных гуляний после Дня Покрова Святой Богородицы, когда отмечалось окончание осенних крестьянских работ.

  В столичных университетах стали возникать товарищества и объединения сибиряков. Видимо, на волне этого взрыва сибирского патриотизма Василий Иванович Суриков задумал своё эпическое полотно «Покорение Сибири Ермаком», ставшее символом праздника 26 октября. Суриков изобразил битву на Чувашевом мысе. Будучи потомком казака из отряда Ермака, Суриков чрезвычайно увлекался той эпохой. Первый набросок к картине он сделал по дороге из Красноярска в Москву. Потом специально поехал на Дон, откуда родом были казаки Ермака, работал там, читал летописи, собирал даже народные предания. Потом писал этюды в Красноярске и Тобольске, выезжал на берега Оби и Иртыша. И в результате четырёхлетней упорной работы появилась его гениальная картина, отразившая начало новой эпохи России — России в Сибири.

   «Надеюсь, что со временем, с Божьею милостью и помощью, обширный и богатый Сибирский край, составляющий уже три столетия нераздельную часть России, будет в состоянии нераздельно же с нею воспользоваться одинаковыми правительственными учреждениями, благами просвещения и усилением промышленной деятельности на общую пользу во славу дорогого нашего Отечества», — писал император Александр III в 1881 году в «Послании в честь 300-летия присоединения Сибири к России».

     На самом деле произошло не совсем так. В XX веке действительно шло масштабное освоение Сибири, осуществлялись грандиозные национальные проекты. За последние два десятилетия ситуация изменилась. Все эти годы именно за счёт Сибири и существовала страна: здесь добываются нефть, газ, цветные металлы, от продажи которых и формируется российский бюджет. При этом Сибирь всё больше рассматривается как сырьевой придаток: либо добыча ископаемых, либо грязные производства вроде алюминиевых и ферромарганцевых заводов. Это чрезвычайно не нравится сибирякам. За последние 20 лет, с переписи 1989 года до переписи 2010 года, численность населения Сибирского федерального округа сократилась на 1 823 418 человек (с 21 077 718 до 19 254 300 человек) при не такой уж большой естественной убыли. Притом что в Сибирь переселились за эти годы сотни тысяч репатриантов из СНГ, особенно в пограничные с Казахстаном Омскую область и Алтайский край.

   В Сибири с новой силой возродилась старая дискуссия: окраина мы, или колония, или органическая часть России. Во время переписи населения тысячи человек указали свою национальность «сибиряк» в знак протеста против несправедливых отношений федерального центра и Сибири. Появились «новые областники» — движение пока маргинальное, но выражающее сепаратистские настроения. В календарях можно найти неофициальный праздник — День Сибири, его отмечают многие сибирские СМИ 17 июля. И это вещь совсем небезобидная. 17 июля 1918 года в Омске было создано Временное Сибирское правительство и провозглашена Декларация о государственной самостоятельности Сибири. Конечно, ни о каком реальном сепаратизме речь не идёт. Но в реальности нет и никакого сибирского единения.

   История Сибири даёт её современным жителям возможность говорить об особом, сибирском менталитете, о сибирском характере. Он действительно существует, как любой другой российский региональный менталитет — волжский, архангельский или уральский. Более того, в самой Сибири есть разный менталитет даже в границах одного субъекта Федерации: жители Норильска, например, и сельчане Назаровского района в Красноярском крае отличаются своей ментальностью, а, к примеру, Омск и Катангский район Иркутской области — это просто две разные планеты.

   И, тем не менее, жители сибирских территорий осознают свою принадлежность к одному большому региону — к Сибири. И эта региональная самоидентификация, конечно, подпитывается историческим знанием. Но это, наверное, единственная характеристика общесибирской идентичности.

В Сибири с новой силой возродилась старая дискуссия: окраина мы, или колония, или органическая часть России.  

Страница наших партнеров: 

Лурье Светлана Владимировна 

bottom of page